(Произошло в октябре 2010 года) .
Состояние было нешуточным. Мне повезло: когда муж привез меня к врачу, тот как раз отправлял по «скорой» женщину с таким же случаем. Меня без обследования усадили рядом с ней в «газель», вручили грелку со льдом и поехали.
- Холодно…куда эту грелку? Сюда? Сюда? - неопределенно ткнула я рукой куда-то в свой бок.
- Сюда, - подмигнула мне соседка и указала на кушетку. Часто я проваливалась в забытье, и думалось только об одном: что я обещала купить ребенку плед с веселым Валли. И не купила, и уже могу не купить.
Молодая, совсем юная врач в приемном шутливо протянула: «Вы куда мне столько женщин на ночь понагнали?» И вскрикнула, обернувшись ко мне. «Анализы, срочно!»
Всё как в тумане: операция, капельницы, катетеры, моё обещание уплатить за наркоз, как только высплюсь, смех докторов… Опросы остальных трех пациенток об абортах:
- Три!
- А у меня четыре!
- А мне вообще 80 лет, сами на диагностическое пригнали и еще что-то спрашиваете!
Трели телефонов, звонки в приемной и наконец – сон…
_______________
Утро.
Встала. Стою? - отлично. Можно пройтись.
Первый этаж. Успокоить уборщицу, что не собираюсь ни падать, ни курить. Впрочем, стоит повернуть обратно: ноги совсем не держат, мутит.
Там, где видна дверь на улицу, я остановилась. Кто-то будто командовал: обернись!
К окошку регистратуры подходила молоденькая девочка.
Таинственный кто-то продолжал: «Она пришла на аборт».
Что за глупости. Галлюцинации? Вот тебе и хороший наркоз… Но в сердце появилась щемящая тревога, она не уходила. С каждой секундой росла уверенность: да, здесь проходят сотни женщин, кто посещает родных, кто – на обследование или анализы, но именно эта пришла на аборт.
Я понимала, что должна двинуться к ней. Что надо остановить. Тем более что приходилось это делать часто. Не всегда меня слушали, бывало – и убегали, и ругались, и шли в другой день, но попытаться стоит всегда.
Но болел живот, болела голова, в глазах будто повисла пленка, ноги подкашивались…а в сердце заболело малодушие.
«Куда? А если она вовсе не на аборт? А как ты в полуобморочной состоянии будешь с ней разговаривать? Тоже мне, агитаторша с зеленым лицом!»
Ноги совсем ослабли, я вцепилась в дверной косяк , уткнулась в него носом. Пока собиралась с мыслями – девочки уже не было.
- Так, вот ты где! – подскочила врач. – Кто разрешал вставать самой? Ходишь – тогда марш на анализы!
Когда я вернулась, в нашей палате были, кроме оставшихся с ночи, еще две женщины. Одна – лет сорока пяти, а другая – та самая девочка. В халатиках и с ваточкой у локтевого сгиба.
Старшая докладывала, смеясь:
- Нет, какое там – оставить! У меня сын на днях женится, а я тут беременная? Нет, сейчас сделаю аборт и побегу к свадьбе всё собирать!
Младшая не говорила ни слова.
- Вы носите брата для своего сына? – спросила я. Женщина замолчала.
Начался разговор. Долгий, мучительный. Споры, убеждения. Слишком хорошо было понятно: поздно. Когда в сапогах и в регистратуре – еще можно. Когда в халате и с ваточкой – решение уже принято. Женщине просто жалко денег, жалко руку под ваточкой, жалко времени переобувания в тапочки. Это те ритуалы, которые дают понять: всё уже сделано, осталось чуть-чуть. Зря, что ли, принесла халатик?
Говорили долго. Вчерашние соседки, с тремя и четырьмя абортами, бормотали: «Да, так и есть, понимать бы раньше». Будущая свекровь продолжала хихикать, но уже неуверенно, глядя на двух ровесниц. Восьмидесятилетняя бабушка подытожила: «Молодая, а какая мудрая! Правильно говорит!».
Господи, как страшно… Какие могут быть похвалы, когда молоденькая – молчит и отворачивается? Когда полчаса назад я могла повиснуть на ней с криком «Не убивай» или сказать шепотом, что под ее сердцем – уже живой, всё понимающий малыш. А сейчас этот малыш будет зверски убит. Из-за записи в регистратуре, халатика и тапочек. Из-за моего предательства – и малыша, и Бога.
Нас, «вчерашних», увел доктор. Домой отпустили только меня. Мы вернулись в палату – там было пусто. ..
_____________
Вернулась домой. Подлые мысли успокаивали, убаюкивали: ты не могла, была слаба, ты и сейчас слаба, от тебя ничего не зависит…
Взяла с полки книгу. Оказались краткие жития святых.
Открыла на первой попавшейся странице, даже не поглядела, про кого читаю.
Строки, что я прочла, были о мучениках. Нескольких юных христиан после нечеловеческих пыток принесли обратно в темницу и бросили там. Без глаз, без пальцев, без кожи, изрезанные и изожженные, мученики…стали проповедовать Христа. И соузники уверовали и крестились.
…Мы собираемся на самолет. Сын радостно упаковывает плед с веселым Валли, он увезет его с собой.
А я увезу с собой память о своем предательстве. О своем предательстве Христа, распявшегося за каждого из нас. О своем грехе против Духа Святаго, давшего тому малышу живую душу. О своей вине в его крови. И в переломанной жизни его мамы, которая никогда не посмотрит с ним вместе мультфильм про доброго Валли и его любимую Еву.
И каждого, кто прочитал эти заметки, я прошу не повторять моей ошибки. Не думать, что это не наше дело, не решать за Господа, что «всё равно не получится». Прошу - стоять за жизнь, в какой бы ситуации ни оказались.
Состояние было нешуточным. Мне повезло: когда муж привез меня к врачу, тот как раз отправлял по «скорой» женщину с таким же случаем. Меня без обследования усадили рядом с ней в «газель», вручили грелку со льдом и поехали.
- Холодно…куда эту грелку? Сюда? Сюда? - неопределенно ткнула я рукой куда-то в свой бок.
- Сюда, - подмигнула мне соседка и указала на кушетку. Часто я проваливалась в забытье, и думалось только об одном: что я обещала купить ребенку плед с веселым Валли. И не купила, и уже могу не купить.
Молодая, совсем юная врач в приемном шутливо протянула: «Вы куда мне столько женщин на ночь понагнали?» И вскрикнула, обернувшись ко мне. «Анализы, срочно!»
Всё как в тумане: операция, капельницы, катетеры, моё обещание уплатить за наркоз, как только высплюсь, смех докторов… Опросы остальных трех пациенток об абортах:
- Три!
- А у меня четыре!
- А мне вообще 80 лет, сами на диагностическое пригнали и еще что-то спрашиваете!
Трели телефонов, звонки в приемной и наконец – сон…
_______________
Утро.
Встала. Стою? - отлично. Можно пройтись.
Первый этаж. Успокоить уборщицу, что не собираюсь ни падать, ни курить. Впрочем, стоит повернуть обратно: ноги совсем не держат, мутит.
Там, где видна дверь на улицу, я остановилась. Кто-то будто командовал: обернись!
К окошку регистратуры подходила молоденькая девочка.
Таинственный кто-то продолжал: «Она пришла на аборт».
Что за глупости. Галлюцинации? Вот тебе и хороший наркоз… Но в сердце появилась щемящая тревога, она не уходила. С каждой секундой росла уверенность: да, здесь проходят сотни женщин, кто посещает родных, кто – на обследование или анализы, но именно эта пришла на аборт.
Но болел живот, болела голова, в глазах будто повисла пленка, ноги подкашивались…а в сердце заболело малодушие.
«Куда? А если она вовсе не на аборт? А как ты в полуобморочной состоянии будешь с ней разговаривать? Тоже мне, агитаторша с зеленым лицом!»
Ноги совсем ослабли, я вцепилась в дверной косяк , уткнулась в него носом. Пока собиралась с мыслями – девочки уже не было.
- Так, вот ты где! – подскочила врач. – Кто разрешал вставать самой? Ходишь – тогда марш на анализы!
Когда я вернулась, в нашей палате были, кроме оставшихся с ночи, еще две женщины. Одна – лет сорока пяти, а другая – та самая девочка. В халатиках и с ваточкой у локтевого сгиба.
Старшая докладывала, смеясь:
- Нет, какое там – оставить! У меня сын на днях женится, а я тут беременная? Нет, сейчас сделаю аборт и побегу к свадьбе всё собирать!
Младшая не говорила ни слова.
- Вы носите брата для своего сына? – спросила я. Женщина замолчала.
Начался разговор. Долгий, мучительный. Споры, убеждения. Слишком хорошо было понятно: поздно. Когда в сапогах и в регистратуре – еще можно. Когда в халате и с ваточкой – решение уже принято. Женщине просто жалко денег, жалко руку под ваточкой, жалко времени переобувания в тапочки. Это те ритуалы, которые дают понять: всё уже сделано, осталось чуть-чуть. Зря, что ли, принесла халатик?
Говорили долго. Вчерашние соседки, с тремя и четырьмя абортами, бормотали: «Да, так и есть, понимать бы раньше». Будущая свекровь продолжала хихикать, но уже неуверенно, глядя на двух ровесниц. Восьмидесятилетняя бабушка подытожила: «Молодая, а какая мудрая! Правильно говорит!».
Господи, как страшно… Какие могут быть похвалы, когда молоденькая – молчит и отворачивается? Когда полчаса назад я могла повиснуть на ней с криком «Не убивай» или сказать шепотом, что под ее сердцем – уже живой, всё понимающий малыш. А сейчас этот малыш будет зверски убит. Из-за записи в регистратуре, халатика и тапочек. Из-за моего предательства – и малыша, и Бога.
Нас, «вчерашних», увел доктор. Домой отпустили только меня. Мы вернулись в палату – там было пусто. ..
_____________
Вернулась домой. Подлые мысли успокаивали, убаюкивали: ты не могла, была слаба, ты и сейчас слаба, от тебя ничего не зависит…
Взяла с полки книгу. Оказались краткие жития святых.
Открыла на первой попавшейся странице, даже не поглядела, про кого читаю.
Строки, что я прочла, были о мучениках. Нескольких юных христиан после нечеловеческих пыток принесли обратно в темницу и бросили там. Без глаз, без пальцев, без кожи, изрезанные и изожженные, мученики…стали проповедовать Христа. И соузники уверовали и крестились.
…Мы собираемся на самолет. Сын радостно упаковывает плед с веселым Валли, он увезет его с собой.
А я увезу с собой память о своем предательстве. О своем предательстве Христа, распявшегося за каждого из нас. О своем грехе против Духа Святаго, давшего тому малышу живую душу. О своей вине в его крови. И в переломанной жизни его мамы, которая никогда не посмотрит с ним вместе мультфильм про доброго Валли и его любимую Еву.
И каждого, кто прочитал эти заметки, я прошу не повторять моей ошибки. Не думать, что это не наше дело, не решать за Господа, что «всё равно не получится». Прошу - стоять за жизнь, в какой бы ситуации ни оказались.
Юля
Комментариев нет:
Отправить комментарий